Ура! Ему 90! Он ведь предсказал почти все ужасы, которые мы пережили и сейчас переживаем.
Не смейтесь, лучше почитайте или перечитайте его рассказы.
Например, многие ученые и космонавты говорили, что выбрали профессию и сделали свои открытия (в частности, голографию) под впечатлением от творчества Ивана Антоновича Ефремова.



Редактировано 5 раз. Последний раз 13.06.2012 05:10 пользователем Lavrinovich.

Где другие форумы? Впрочем, "нам и тут неплохо" (из мультика "Возвращение блудного попугая").
Если только бибработники окончательно не перестали хоть чем-нибудь интересоваться. А суда по докладам, например, Мазурицкого, с ними и с их образованием дело хуже некуда.



Редактировано 3 раз. Последний раз 12.12.2011 14:27 пользователем Lavrinovich.

Мазурицкий и другие много говорят о катастрофе - почти все бибработники = пенсионеры и т.д.... но это давно не новость...
Например. как я мучился в 90-2000-е, когда все мои коллеги были или 17-летние (думали об играх или о том, в какой технический вуз поступить), или 55-летние (думали о внуках, магазинах, поликлиниках и т. д.)

irbis_arbat@mail.ru



Редактировано 7 раз. Последний раз 12.12.2011 14:29 пользователем Lavrinovich.

Статистика говорит обратное

Насчет чего обратное!?
А из рассказов Бредбери 50-х годов больше всего запомнился такой. Дети все время сидели перед телевизором во всю стену, потом из него вышли тигры и съели родителей. Была и телеэкранизация.



Редактировано 2 раз. Последний раз 02.06.2011 18:44 пользователем Lavrinovich.

Мой отец, Глухов Алексей Гаврилович, почти ровесник Бредбери, пишет о том же, то есть о книгах... [www.ubook.ru] [culture.compulenta.ru]

irbis_arbat@mail.ru



Редактировано 10 раз. Последний раз 05.12.2011 11:13 пользователем Lavrinovich.

Еще ветераны в строю [www.svobodanews.ru]
[www.bfrz.ru]

irbis_arbat@mail.ru



Редактировано 1 раз. Последний раз 15.12.2011 08:26 пользователем Lavrinovich.

[www.itar-tass.com]
"Вместо колледжа я закончил библиотеку"
Самый художественный из фантастов, а может и не фантаст вовсе. Кларк довольно наивно гордился многими своими сбывшимися техническими прогнозами, а Брэдбери говорил: меня упрекали в излишнем пессимизиме, мрачности, но действельность оказалась еще страшнее, приводил примеры...
[content.mail.ru]



Редактировано 2 раз. Последний раз 22.06.2012 10:18 пользователем Lavrinovich.

Не слышал ничего о Николае Левашове, а его взгляды никому здесь не близки - видимо, национал-радикал, поп-хистори, рашен фэнтези... но все-таки мой ровесник, а жену звали так же, как мою... у него скончалась, у меня пропала... посочувствуем тоже [ru-an.info]
Конечно, это паранаука, но и в ней бывают зерна истины... [ru-an.info]

irbis_arbat@mail.ru



Редактировано 1 раз. Последний раз 12.07.2012 08:31 пользователем Lavrinovich.

Рэй Брэдбери. Лучезарный Феникс

Ray Bradbury. Bright Phoenix, 1963

Перевод Н. Галь

Однажды в апреле две тысячи двадцать второго тяжелая дверь библиотеки
оглушительно хлопнула. Грянул гром.
"Ну вот", - подумал я.
У подножия лестницы, подняв свирепые глаза к моему столу, в мундире
Объединенного легиона (мундир теперь сидел на нем отнюдь не так ловко,
как двадцать лет назад) возник Джонатан Барнс.
Хоть он и храбрился, но мгновение помешкал, и я вспомнил десять тысяч
речей, которые он извергал, как фонтан, на митингах ветеранов, и
несчетные парады под развернутыми знаменами, где он гонял нас до
седьмого пота, и патриотические обеды с застывшими в жиру цыплятами под
зеленым горошком - обеды, которые он поистине сам стряпал - все
мертворожденные кампании, которые затевал сей рьяный политикан.
И вот Джонатан Барнс топает вверх по парадной лестнице и до скрипа
давит на каждую ступеньку всем своим весом, всей мощью и только что
обретенной властью. Но, должно быть, эхо тяжких шагов, отброшенное
высокими сводами, ошеломило даже его самого и напомнило о кое-каких
правилах приличия, ибо, подойдя к моему столу и жарко дохнув мне в лицо
перегаром, заговорил он все же шепотом:
- Я пришел за книгами, Том.
Я небрежно повернулся, заглянул в картотеку.
- Когда они будут готовы, мы вас известим.
- Погоди, - сказал он. - Постой...
- Ты хочешь забрать книги, пожертвованные в Фонд ветеранов для раздачи в
госпитале?
- Нет, нет! - крикнул он. - Я заберу в_с_е книги.
Я посмотрел на него в упор.
- Ну, п_о_ч_т_и все, - поправился он.
- Почти все? - Я мельком глянул на него, наклонился и стал перебирать
карточки. - В одни руки за один раз выдается не больше десяти. Сейчас
посмотрим. А, вот. Позволь, да ведь срок твоего абонемента истек
тридцать лет назад, ты его не возобновлял с тех пор, как тебе минуло
двадцать. Видишь? - Я поднял карточку и показал ему.
Барнс оперся обеими руками о мой стол и навис над ним всей своей
громадой.
- Я вижу, ты оказываешь сопротивление! - Лицо его наливалось кровью,
дыхание становилось шумным и хриплым. - М_н_е для м_о_е_й работы никакие
карточки не нужны!
Он прохрипел это так громко, что мириады белых страниц перестали
трепетать мотыльковыми крыльями под зелеными абажурами в просторных
мраморных залах. Несколько книг еле слышно захлопнулись.
Читатели подняли головы, обратили к нам отрешенные лица. Таково было
время и самый здешний воздух, что все смотрели глазами антилопы,
молящей, чтобы вернулась тишина, ведь она непременно возвращается, когда
тигр приходит напиться к роднику и вновь уходит, а здесь, конечно же,
утоляли жажду у излюбленного родника. Я смотрел на поднятые от книг
кроткие лица и думал про все сорок лет, что я жил, работал, даже спал
здесь, среди потаенных жизней и хранимых бумажными листами безмолвных
людей, созданных воображением. Сейчас, как всегда, моя библиотека мне
казалась прохладной пещерой, а быть может - вечно-молодым и растущим
лесом, где укрываешься на час от дневного зноя и лихорадочной суеты,
чтобы освежиться телом и омыться духом при свете, смягченном зелеными,
как трава, абажурами, под шорох ветерков, возникающих, когда опять и
опять листаются светлые нежные страницы. Тогда мысли вновь становятся
ясней и отчетливей, тело раскованней, и снова находишь силы выйти в
пекло действительности, в полуденный зной, навстречу уличной сутолоке,
неправдоподобной старости, неизбежной смерти. У меня на глазах тысячи
изголодавшихся еле добирались сюда в изнеможении и уходили насытясь. Я
видел, как те, кто себя потерял, вновь обретали себя. Я знавал трезвых
реалистов, которые здесь предавались мечтам, и мечтателей, что
пробуждались в этом мраморном убежище, где закладкой в каждой книге была
тишина.
- Да, - сказал я наконец. - Но записаться заново - минутное дело.
Вот, заполни новую карточку. Найди двух надежных поручителей...
- Чтоб жечь книги, мне поручители ни к чему! - сказал Барнс.
- Напротив, - сказал я, - для этого тебе еще много чего нужно.
- Мои люди - вот мои поручители. Они ждут книг на улице. Они опасны.
- Такие люди всегда опасны.
- Да нет же, болван, я про книги. Книги - вот что опасно. Каждая
дудит в свою дуду. Путаница, разнобой, ни черта не поймешь. Сплошной
треп и сопли-вопли. Нет, мы это все обстрогаем. Чтоб все просто и ясно и
никаких загогулин. Нам надо...
- Надо это обсудить, - сказал я и прихватил под мышку томик
Демосфена. - Мне пора обедать. Будь добр, составь компанию...
Я был уже на полпути к двери, но тут Барнс, который сперва только
вытаращил глаза, вдруг вспомнил про серебряный свисток, висевший у него
на груди, ткнул его в свой слюнявый рот и пронзительно свистнул.
Двери с улицы распахнулись настежь. Вверх по лестнице громыхающим
потоком хлынули люди в угольно-черной форме.
Я негромко их окликнул.
Они удивленно остановились.
- Тише, - сказал я.
Барнс схватил меня за плечо.
- Ты что, сопротивляешься закону?
- Нет, - сказал я. - Я даже не стану спрашивать у тебя ордер на это
вторжение. Я хочу только, чтобы вы соблюдали тишину.
Услыхав грохот шагов, читатели вскочили. Я слегка помахал рукой, Все
опять уселись и уже не поднимали глаз, зато люди, втиснутые в черную,
перепачканную сажей форму, пялили на меня глаза, словно не могли
поверить моим предупреждениям. Барнс кивнул. И они тихонько, на цыпочках
двинулись по просторным залам библиотеки. С величайшей осторожностью,
всячески стараясь не шуметь, подняли оконные рамы. Неслышно ступая,
переговариваясь шепотом, снимали книги с полок и швыряли вниз, в
вечереющий двор. То и дело они злобно косились на тех, кто попрежнему
невозмутимо перелистывал страницы, однако не пытались вырвать книги у
них из рук и лишь продолжали опустошать полки.
- Хорошо, - сказал я.
- Хорошо? - переспросил Барнс.
- Твои люди справляются и без тебя. Можешь позволить себе маленькую
передышку.
И я вышел в сумерки таким быстрым шагом, что Барнсу, которого
распирало от незаданных вопросов, оставалось только поспевать за мной.
Мы пересекли зеленую лужайку, здесь уже разинула жадную пасть огромная
походная Адская топка - приземистая, обмазанная смолой черная печь, из
которой рвались красно-рыжие и пронзительно синие языки огня; а из окон
библиотеки неслись драгоценные стаи вольных птиц, наши дикие голуби
взмывали в безумном полете и падали наземь с перебитыми крыльями; люди
Барнса обливали их керосином, сгребали лопатами и совали в алчное жерло.
Мы прошли мимо этой разрушительной, хоть и красочной техники, и Джонатан
Барнс озадаченно заметил:
- Забавно. Такое дело, должен бы собраться народ... А народу нет.
Отчего это, по-твоему?
Я пошел прочь. Ему пришлось догонять меня бегом.
В маленьком кафе через дорогу мы заняли столик, и Джонатан Барнс (он
и сам не мог бы объяснить, почему злится) закричал:
- Поживей там! Меня ждет работа!
Подошел Уолтер, хозяин, с потрепанным меню в руках. Поглядел на меня.
Я ему подмигнул.
Уолтер поглядел на Барнса.
- "Приди ко мне, о мой любимый, с тобой все радости вкусим мы", -
сказал Уолтер.
Барнс захлопал глазами:
- Что такое?
- "Зови меня Измаилом", - сказал Уолтер.
- Для начала дай нам кофе, Измаил, - сказал я.
Уолтер пошел и принес кофе.
- "Тигр, о тигр, светло горящий в глубине полночной чащи!" - сказал
он и преспокойно пошел прочь.
Барнс круглыми глазами посмотрел ему вслед.
- Чего это он? Чокнутый, что ли?
- Нет, - сказал я. - Так ты договори, что начал в библиотеке.
Объясни.
- Объяснить? - повторил Барнс. - До чего ж вы все обожаете
рассуждать. Ладно, объясню. Это грандиозный эксперимент. Взяли город на
пробу. Если удастся сжечь здесь, так удастся повсюду. И мы не все подряд
жжем, ничего подобного. Ты заметил? Мои люди очищают только некоторые
полки, некоторые отделы. Мы выпотрошим примерно сорок девять процентов и
две десятых. И потом доложим о наших успехах Высшей правительственной
комиссии...
- Великолепно, - сказал я.
Барнс уставился на меня:
- С чего это ты радуешься?
- Для всякой библиотеки головоломная задача - где разместить книги, -
сказал я. - А ты мне помог ее решить.
- Я думал, ты... испугаешься.
- Я весь век прожил среди Мусорщиков.
- Как ты сказал?!
- Жечь - значит жечь. Кто этим занимается, тот Мусорщик.
- Я Главный Блюститель города Гринтауна, штат Иллинойс, черт подери!
Появилось новое лицо - официант с дымящимся кофейником.
- Привет, Китс, - сказал я.
- "Пора туманов, зрелости полей", - отозвался официант.
- Китс? - переспросил Главный Блюститель. - Его фамилия не Китс.
- Как глупо с моей стороны, - сказал я. - Это же греческий ресторан.
Верно, Платон?
Официант налил мне еще кофе.
- "У народов всегда находится какой-нибудь герой, которого они
поднимают над собою и возводят в великие... Таков единственный корень,
из коего произрастает тиран; вначале же он предстает как защитник".
Барнс подался вперед и подозрительно поглядел на официанта, но тот не
шелохнулся. Тогда Барнс принялся усердно дуть на кофе.
- Я так считаю, наш план прост, как дважды два, - сказал он.
- Я еще не встречал математика, способного рассуждать здраво, -
промолвил официант.
- К чертям! - Со стуком Барнс отставил чашку. - Никакого покоя нет!
Убирайся отсюда, пока мы не поели, ты, как тебя - Китс, Платон,
Холдридж... Ага, вспомнил! Холдридж, вот как твоя фамилия!.. А что еще
он тут болтал?
- Так, - сказал я. - Фантазия. Просто выдумки.
- К чертям фантазию, к дьяволу выдумки, можешь есть один, я ухожу,
хватит с меня этого сумасшедшего дома!
И он залпом допил кофе, официант и хозяин смотрели, как он пьет, и я
тоже смотрел, а напротив, через дорогу, в чреве чудовищной топки
полыхало неистовое пламя. Мы молчали, только смотрели, и под нашими
взглядами Барнс наконец застыл с чашкой в руке, по его подбородку
стекали капли кофе.
- Ну, чего вы? Почему не подняли крик? Почему не деретесь со мной?
- А я дерусь, - сказал я и вытащил томик Демосфена. Вырвал страницу,
показал Барнсу имя автора, свернул листок наподобие лучшей гаванской
сигары, зажег, пустил струю дыма и сказал: "Если даже человек избегнул
всех других опасностей, никогда ему не избежать всецело людей, которые
не желают, чтобы жили на свете подобные ему".
Барнс с воплем вскочил, и вот в мгновение ока сигара выхвачена у меня
изо рта и растоптана, и Главный Блюститель уже за дверью.
Мне оставалось только последовать за ним.
На тротуаре он столкнулся со стариком, который собирался войти в
кафе. Старик едва не упал. Я поддержал его под руку.
- Здравствуйте, профессор Эйнштейн, - сказал я.
- Здравствуйте, мистер Шекспир, - отозвался он.
Барнс сбежал.

Я нашел его на лужайке подле старинного прекрасного здания нашей
библиотеки; черные люди, от которых при каждом движении исходил
керосиновый дух, все еще собирали здесь обильную жатву: лужайку устилали
подстреленные на лету книги-голуби, умирающие книги-фазаны, щедрое
осеннее золото и серебро, осыпавшееся с высоких окон. Но... их собирали
без шума. И пока длилась эта тихая, почти безмятежная пантомима, Барнс
исходил беззвучным воплем; он стиснул этот вопль зубами, зажал губами,
языком, затолкал за щеки, вбил себе поглубже в глотку, чтобы никто не
услышал. Но вопль рвался вспышками из его бешеных глаз, копился в
узловатых кулаках - дадут ли наконец разрядиться? - прорывался краской в
лицо, и оно поминутно бледнело и вновь багровело, когда он бросал
свирепые взгляды то на меня, то на кафе, на проклятого хозяина и
наводящего ужас официанта, который в ответ приветливо махнул ему рукой.
Огненное идолище, урча, пожирало свою пищу и пятнало гаснущими искрами
лужайку. Барнс, не мигая, глядел прямо в это слепое желто-красное
солнце, в ненасытную утробу чудовища.
- Послушайте, вы! - непринужденно окликнул я, и люди в черном
приостановились. - По распоряжению муниципалитета библиотека закрывается
ровно в девять. Попрошу к этому времени кончить. Мне не хотелось бы
нарушать закон... Добрый вечер, мистер Линкольн.
- "Восемьдесят семь лет..." (1) - сказал, проходя, тот, к кому я
обращался.
- Линкольн? - Главный Блюститель медленно обернулся. - Это Боумен,
Чарли Боумен. Я тебя знаю, Чарли, поди сюда! Чарли! Чак!
Но тот уже скрылся из виду; в печи пылали все новые книги; мимо
проезжали машины, порой кто-нибудь меня окликал, и я отзывался; и
звучало ли "Мистер По!", или просто "Привет!", или какой-нибудь хмурый
маленький иностранец оборачивался к примеру, на имя "Фрейд", - всякий
раз, как я весело окликал их и они отвечали, Барнса передергивало, будто
еще одна стрела глубоко вонзалась в эту трясущуюся тушу и он медленно
умирал, втайне истекая огнем и безысходной яростью. А толпа так и не
собралась, никого не привлекла необычная суматоха.
Внезапно, без всякой видимой причины, Барнс крепко зажмурился,
разинул рот, набрал побольше воздуха и заорал:
- Стойте!
Люди в черном перестали швырять книги из окна.
- Но ведь закрывать еще рано, - сказал я.
- Пора закрывать! Выходите все!
Глаза Джонатана Барнса зияли пустотой. Зрачки стали словно бездонные
ямы. Он хватал руками воздух. Судорожно дернул ими книзу. И все оконные
рамы со стуком опустились, точно нож гильотины, только стекла зазвенели.
Черные люди в совершенном недоумении вышли из библиотеки.
- Вот, Главный Блюститель, - сказал я и протянул ему ключ; он не
хотел брать, и я насильно сунул ключ ему и руку. - Приходите опять
завтра с утра, соблюдайте тишину и заканчивайте свое дело.
Глаза Главного Блюстителя, пустые, словно пробитые пулями дыры,
шарили вокруг и не видели меня.
- И давно... давно это тянется?
- Что э_т_о?
- Это... и все... и о_н_и.
Он тщетно пытался кивком показать на кафе, на скользящие мимо
автомобили, на спокойных читателей, которые уже выходили из теплых залов
библиотеки, и кивали мне на прощание, и скрывались в холодном вечернем
сумраке, все до единого - друзья. Его пустой взгляд, взгляд слепца,
незряче пронизывал меня. С трудом зашевелился окоченелый язык:
- Может, вы все надеетесь меня провести? Меня? Меня?!
Я не ответил.
- Почем ты знаешь, - продолжал он, - может, я и людей стану жечь, не
одни книги?
Я не ответил.
Я ушел и оставил его в темноте.
В зале я стал принимать последние книги у читателей, они уже
расходились, ведь наступил вечер и всюду сгустились тени; огромный
механический идол изрыгал клубы дыма, огонь его угасал в весенней траве,
а Главный Блюститель стоял рядом, точно истукан из цемента, и не
замечал, как отъезжают его люди. Внезапно он вскинул кулак. Что-то
блеснуло, взлетело вверх, со звоном треснуло стекло входной двери. Барнс
повернулся и зашагал вслед за походной печью, она уже тяжело катила
прочь - приземистая черная погребальная урна, что тянула за собою
длинные развевающиеся ленты плотного черного дыма, полосы быстро тающего
траурного крепа.
Я сидел и слушал.
В дальних комнатах, налитых мягким зеленым светом, точно лесная чаща,
так славно, по-осеннему шуршат листы, пронесется еле слышный вздох,
мелькнет еле уловимая усмешка, слабое движение руки, блеснет кольцо,
понимающе, по-беличьи зорко глянет чей-то глаз. Меж наполовину
опустевших полок пройдет запоздалый путник. В невозмутимой фарфоровой
белизне туалетной комнаты потекут воды к далекому тихому морю. Мои люди,
мои друзья один за другим уходят из прохладных мраморных стен, от
зеленых прогалин, в ночь - и эта ночь много лучше, чем мы могли
надеяться.
В девять я вышел из библиотеки и подобрал брошенный ключ. Со мною
вышел последний читатель, старый человек; пока я запирал дверь, он
глубоко вдохнул вечернюю свежесть, посмотрел на город, на почерневшую
пятнами от погасших искр лужайку и спросил:
- Могут они прийти опять?
- Пускай приходят. Мы к этому готовы, не так ли?
Старик взял меня за руку.
- "Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с
козленком, и теленок и молодой лев и вол будут вместе... " (2)
Мы спустились с крыльца.
- Добрый вечер, Исайя, - сказал я.
- Спокойной ночи, мистер Сократ, - сказал он.
И в темноте каждый пошел своей дорогой.

_____

1. Из речи А. Линкольна в Геттисберге 19 ноября 1863 года: "Восемьдесят
семь лет тому назад наши отцы основали на этом континенте новое
государство, рожденное свободным и опирающимся на убеждение, что все
люди созданы равными..."

2. Ветхий Завет, Кн. пророка Исайи, гл. 11, ст. 6.

irbis_arbat@mail.ru